"Золотой магнитофон"

Нашел на форуме у ювелиров

http://www.iz-zolota.ru/index.php?showtopic=2116

рассказ

Статья 167. Нарушение правил разработки недр и сдачи государству золота.
Нарушение отдельными гражданами правил разработки недр, а равно правил сдачи государству добытого ими из недр земли золота или других драгоценных металлов, или драгоценных камней, наказывается лишением свободы на срок до трех лет или исправительными работами на тот же срок, или штрафом от трех до десяти минимальных месячных размеров оплаты труда с конфискацией добытого.
Те же действия, причинившие крупный ущерб государству, наказываются лишением свободы на срок до пяти лет с конфискацией имущества.
Статья 93/1. Хищение государственного или общественного имущества в особо крупных размерах.
Хищение государственного или общественного имущества в особо крупных размерах, независимо от способа хищения (статьи 89-93), наказывается лишением свободы на срок от восьми до пятнадцати лет с конфискацией имущества, со ссылкой или без таковой (введена Законом РСФСР от 25 июля 1962 г.).


Когда за тобой впервые захлопывается дверь камеры, появляется странное ощущение, что все это неправда. Все понарошку и не с тобой! Так, наверное, чувствует себя дикий зверь, когда попадает в ловушку. Поэтому волк и отгрызает себе лапу, чтобы иметь возможность умереть свободным. Хотя в моей охотничьей практике так поступала только росомаха. Вот же странное животное! Помесь собаки и медведя, что ли? По коварству, хитрости и уму ей, вероятно, нет равных среди северного зверья.
Я не мог поверить, что это случилось со мной! Ведь не было же предчувствия, или что там должно быть. Хотя я знал, что попал в поле зрения «конторы», но ведь считал себя умным! Осторожным и проницательным. Как же так? Но, судя по всему, я влип основательно, и это было только начало. А все потому, что не умею выбирать окружение, да и сам порой веду себя не лучшим образом, хотя вроде и не лох.

Прокол начался глупо. Впрочем, и здесь я, наверняка, не оригинален, сколько потом встречал людей по тюрьмам, почти все они попали на нары «случайно». Ну вот, приехали в этот поселок мы вдвоем с не очень близким знакомым, так себе кент, почти случайный пассажир. Дело вроде было простое: заказать лотки. Хороший лоток дорогого стоит, и мастеров таких совсем не много. Дело в том, что изготовление путевого лотка - это очень трудоемкий и длительный процесс. Как говорят сами «хищники»: умный лоток любое золото берет. Там и специальная древесина, и у каждого мастера свой секрет. Выдалбливался он из цельного чурбана, высушенного определенным способом, с хитрой технологией отделки рабочих бортов и канавки. Вроде все просто, но получалось у единиц. Способы изготовления настоящие «лоточники» передавали под большим секретом, очень осторожно и не всякому. Большинство этих виртуозов стамески предпочитали брать за работу металлом. Этакий бродяжий форс. Такая вот предыстория.

Было у меня в той нефартовой поездке с собой граммов триста металла. Особо я его не прятал. Положил куда поближе. Тогда только появились первые японские магнитофоны, которые только в комиссионке можно было купить. Такой «Шарп» был и у меня. Он был без батареек, и я, ничтоже сумняшеся, определил металл в этот отсек. Казалось - очень удобно. По какой-то причине встречу перенесли на три дня позже. Мастер был в отъезде, и мы решили просто отдохнуть и дождаться его, чтобы не наматывать километры по лесным дорогам.
Номер в гостинице тогда не очень просто было получить, даже при наличии денег, система была такая. Пришлось обаять администратора - женщину постарше лет на пять, но вполне в тогдашнем стиле деловой блондинки: перекись, усталый взгляд, яркий макияж и неплохая фигурка. В результате совместного похода в ресторан я получил хороший номер, на первом этаже, рядом с ресепшн. Ну, два дня мы славно бухали. И вот в момент, когда я уже был сильно навеселе, входит эта мадам и говорит:
- Егор, а ты бы не мог дать мне свой магнитофон на завтра? Мы на природу едем.
Как раз завтра - суббота. И вот я, в полудреме, отвечаю:
- Канеш, возьми. Вон, на тумбочке.
Время было часов шесть вечера, и я благополучно заснул опять.

Проснулся из-за того, что с грохотом вылетела дверь и разлетелось вдребезги оконное стекло. «Альфы», «Беты» и прочие ОМОНы в наших краях тогда не водились, но «контора» при желании справлялась на ура, этого у нее не отнять. В общем, в течение трех секунд меня сдернули с теплой кроватки и надежно упаковали. Я не мог не то что думать о том, что происходит, но даже дышать. И только увидев за спинами наряда растерянное лицо администраторши, вспомнил. «Бл...!!! Ну кто я после этого?!» Действительность оказалась еще смешнее. Эта мадам была любовницей местного шерифа, то есть начальника милиции, и на природе она собиралась отдохнуть в теплой компании ментов. Когда захотелось туристам музычки, стали включать маг, а он, оказывается, только от сети работает. Но милиция-то продвинутая оказалась и про батарейки уже кое-что знала. Вот администраторшин «лямур» и открыл отсек для батареек!..

Но все это я узнал уже потом, а сначала был жесткий прессинг. Я тупо стоял на том, что купил этот магнитофон в их же ресторане и ничего в нем не успел посмотреть. Отбив кулаки о мои худые ребра, следаки оттащили меня в ИВС - все ж таки суббота, а они тоже люди, и им отдыхать хочется.
На мое «счастье», они потом взяли с собой именно мой магнитофон. Почему так? Потому как неистребимая тяга к халяве было присуща ментам во все времена. И еще в одном мне повезло: на тот день там содержались только пьяницы и тунеядцы, то есть пятнадцатисуточники, поэтому в камере я оказался один. Плохо было только то, что меня «приняли» раздетого. Дали, конечно, надеть джинсу и рубаху, но все остальное осталось в номере. А если кто помнит наш тогдашний ИВС, то знает, что из всех спальных мест там только «сцена» - это такой деревянный помост типа лежака. Потом-то, в больших городах, я встречал и шконки (железные кровати в два яруса с железными пластинами вместо пружин), но тогда мне досталась «сцена». Так что в «мире шоу-бизнеса» я не новичок.

Я долго пристраивал на досках свое бедное тело, лежать было больно, жестко, почки болели. Хорошо еще, что хмель до конца из меня не выбили, и я все же смог уснуть. Проснулся от сильной боли во всех местах. Очень хотелось пить. С недоумением оглядывал свой новый «нумер». Лампочка, закрытая пластиной с просверленными отверстиями, еле освещала эту каморку. Как я потом узнал, ее ласково зовут «солнышком», и в этом что-то есть, ведь другого, настоящего, в этой камере не увидеть - по простой причине полного отсутствия окон. Тяжелая металлическая дверь с глазком и кормушкой, бак параши в углу - вот и вся меблировка. И вот тут мне стало по-настоящему страшно. Что уж корчить из себя? Это правда, страшно, когда понимаешь, что ты отрезан от нормального мира. И это надолго. Что даже солнечный свет теперь - такая непозволительная и недоступная роскошь. А полумрак и спертый воздух - это твои спутники в новой «жизни».

Очень хотелось курить и пить. Я постучал в дверь, кто-то притопал и хриплым басом спросил:
- Какого хера! - вот так вот, скромно и с достоинством.
Я говорю неизвестно кому:
- Мне бы сигарет и воды.
- А бабу и водку ты позже потребуешь?! - зло хохотнул невидимый шутник. После паузы спросил: - У тебя было курево?
- Да, «Космос», пачка целая.
- Ща посмотрю.
И снова утопал. Его не было долго. Или мне так казалось. Кормушка открылась совсем неожиданно, когда я уже устал ждать.
- Держи свой «Космос». Тока там у тебя мало.
На откидной полочке, в которую превращается окно кормушки со стороны камеры, появились пачка сигарет, спички и… о радость! - большая алюминиевая кружка с водой! Жадно выпив воду, я пересчитал сигареты. В пачке оставалось всего семь штук. «Скрысятничали-таки половину. Ну, ладно хоть так, буду экономить». Но первую я выкурил буквально в три затяжки, не успев даже посмаковать. Тут же решил, что выкурю еще одну и не больше, сколько смогу, буду терпеть.

В коридоре снова затопали, заговорили, судя по всему, несколько человек. Я прислушался, понял, что суточников куда-то отправляли. Проходя мимо моей камеры, каждый из них считал своим долгом заглянуть в глазок и хмыкнуть. Меня это раздражало – ну натуральная обезьяна в зоопарке! Вот только покормить никто не пытался.

Но завтрак все же вскоре принесли. Состоял он из куска хлеба и кружки с чуть теплой водой. Кружку я забрал, а хлеб хотел оставить на кормушке.
- Возьми, потом съешь, - сказал мне небритый портрет в рамке кормушки, и я забрал хлеб. - Курить у тебя есть? - снова заговорил мой кормилец. Я протянул сигарету. - Ого, «пшаничныя», - оскалился он улыбкой.
Я как можно добродушнее сказал:
- Да и этих пару штук осталось.
- Ну, ниче! Вижу, ты мужик не жадный, я в обед тебе подогрею. Деньги есть?
Как ни странно звучал этот вопрос, ответ на него был у меня не менее странным - утвердительным. После одного не очень приятного случая я всегда носил в потайном, собственноручно сделанном кармашке, в поясе брюк, пять бумажек по сто рублей. Это был своего рода неразменный капитал, на самый трудный день, который, похоже, наступил.
- А как передать? - спросил я.
- Пойду за обедом, сам заберу. Ты приготовь, - заговорщицки шепнул мне мужичок и захлопнул кормушку.

Я полез в тайничок, вытащил деньги. Отложил одну купюру и, повинуясь какому-то новому, неясному для меня чувству, оглядел камеру. Прятать деньги было абсолютно негде! Осмотрев тщательно «сцену», двери, пол, не обнаружил ничего подходящего. Но нашел три спички и кусок чиркалки от спичечного коробка. В надежде на лучшее, так уж устроен человек, я успел выкурить еще три сигареты, и стал ждать. Мне казалось, что время не только обеда, но и ужина давно прошло. Очень пожалел, что по лампочке время не определить.
Вдруг в дверь коротко стукнули, и я приготовился, зажал купюру в кулаке. Кормушка приоткрылась, в нее заглянул мой «подогреватель». Моргнул его напряженный глаз.
- Готово? – просипел он.
Я молча сунул в щель деньги. Глаз удивленно округлился. За дверью что-то хрюкнуло, и кормушка захлопнулась. Повинуясь уже, наверное, инстинкту, я все же достал оставшиеся купюры и, аккуратно расправив, уложил их под днище параши. Вероятно, это и стало зарождением моего волчьего чутья на будущие события.

Минут через десять дверь камеры полностью отворилась, в проеме появился толстый пожилой сержант в измятой форме. Деланно позевывая, приказал:
- Выходи, разговор есть.
Можно подумать, у меня было право выбора. Я молча пошел за ним в дежурку. Там сидели еще два сержанта.
- Тебя вчера не обыскивали? – так же лениво (какие у них одинаковые манеры!) спросил один из ментов.
- Ну да, как же, аж два раза, - бодро доложил я.
- Ну , не знаю… Тут не написано. Что есть ценного: часы, деньги, золотые украшения - сдай сам, целее будут, - нагло предложил он.
- Часы, деньги, цепочку с крестиком у меня вчера здесь же забрали. – (Я уже понял, в чем дело.)
- Ну, тогда мы еще раз проверим. Костя, давай! – это уже моему конвоиру.
Толстый тут же отреагировал приказом:
- Снимай все с себя.
- В смысле?
- В полном. До без трусов.
Ну, стеснительностью я никогда не страдал, поэтому живо разделся и услышал новое указание:
- Сначала присядь.
- ???
- Просто присядь пять раз, как на уроке физкультуры, - и все трое заржали.
Я быстро присел пять раз.
- А теперь нагнись.
Что ж… Я нагнулся.
- Так, вроде не «торпедирован», - тоном эксперта произнес кто-то за моей спиной.
(Впоследствии я узнал, что торпедой называют что-либо, помещенное в анальное отверстие. И есть такие заслуженные «торпедоносцы», которые якобы бутылку водки свободно в себе проносят). Остальные ищейки тем временем тщательно ощупывали мои вещи, проверяя каждый шов. Что интересно, потайного кармашка они так и не заметили, может, потому что он сейчас был пуст.
- Все, одевайся! Так значит, у тебя ничего больше нет? - спросил, как я понял, старший, не по возрасту, по «масти».
- А что могло быть? – кося под дурачка, спросил я.
Они снова загоготали. Старшой крикнул:
- Хмырь, иди сюда!
В дверь вошел тот самый заросший мужичок.
- Что он тебе дал?
- Сто рублей! - отрапортовал этот говнюк. - Курево просил купить. Это ж надо, на целую сотку!
- Задыхнись, вали в камеру, - скомандовали ему. - Ну, что скажешь?
Я снова простачком:
- А что говорить-то надо?
- Ну ладно, паренек, теперь слушай сюда. Мы, конечно, можем просто забрать все деньги. Понимаешь?
- Тоже мне, бином Ньютона.
- Гляди-ка, какой вумный, - хихикнул толстяк.
- Хорош, Толик! - снова сказал старшой. - Парень, видимо, впервые у нас и еще ничего не знает. Кто ж нормальный на Хмыря ведется?
- Ну, типа да! - согласился толстяк. - В общем, так, Егор… Ты ведь Егор?
Глупо было бы отрицать, я ответил:
- Каюсь.
Они снова заржали (во блин, какие юморные).
- Ну вот. Давай так - мы «впополаме». Приносим тебе курить и пожрать, мы в курсе, что надо, а ты молчишь про это, совсем молчишь. Если что, скажешь - суточники принесли, мы Хмыря предупредим.

Во как! Уж чего я не ожидал от милиции, так это вот такого! Но в те времена, как оказалось, работал еще иногда своего рода кодекс негласный: ты - мент, я - урка. Ты ловишь, я убегаю. Поймали - нам вместе надо как-то жить. Вот на такого мента «по понятиям» я и попал к великой своей радости. Чтобы я дотянул, мне прямо в дежурке была презентована пачка «Беломора». И на следующий день чудеса продолжались. Мне принесли и сигарет (правда, «Приму» по четырнадцать копеек, но там - это даже лучше), и колбасы, и сахара, а самое главное - чаю и спичек! Не знаю, было ли там добра хотя бы на пятьдесят рублей? Вряд ли, но стоило для меня все это неизмеримо дороже.
Забегая вперед, скажу, что у нас с этим Петром завязались отношения, основанные на взаимном доверии, и весь срок, который я находился в том ИВСе, мы их поддерживали. Вдобавок ко всему, мне тогда еще была куплена бутылка водки, та, из ранешнего времени: на материке – три шестьдесят две, у нас – три девяносто пять. Хотя водку я пил не один, а на пару с дежурным сержантом, нам все ж хватило чуть расслабиться. И вот под этот расслабон сержантик стал говорить лишнее.

Так я узнал, что начальник УГРО сильно орал за то, что вещдок увезли на природу, теперь экспертиза ничего не даст, все залапали сами менты. Что упустили моего соседа - не оставили наряд на входе, а тот, не будь дураком, увидел разбитые окна, двери и ментов в холле, ушел по-английски, не прощаясь. Жили же мы в гостинице не по паспортам, а за деньги, поэтому кто мой подельник, установить не удалось. Любовницу свою подставлять шерифу, видимо, не с руки было, ее оставили в покое.
Водка делала свое дело, сержант разглагольствовал, а я, хоть и с трудом веря, что все это говорится просто болтуном, который находка для шпиона, все же жадно запоминал информацию. Под следствием любая мелочь дорогого стоила. Вот поэтому я считаю, что те сто рублей были одним из самых удачных моих капиталовложений. Оставив сержанту остатки водки, я попросился в камеру, мол, устал. Осчастливленный дежурный с радостью сопроводил меня, по пути снабдив кружкой воды безвозвратно. «Ну вот, уже и имуществом обрастаю!»
Ночью мне не спалось. Я судорожно листал в памяти все, что знал и читал о тюрьмах. Побеги в стиле замка Иф, влюбленные женщины, отдающиеся сатрапу-следователю за свободу возлюбленного… Помечтал даже о том, как мент забыл бы закрыть двери камеры. Ничего умнее в голову не пришло, но на свободу хотелось очень.

Утром меня вызвали на первый допрос. Все было уже «по форме», хотя следак был в «гражданке». Постепенно в кабинет их набилось еще штук пять, и все, вращая глазами, размахивая руками, убеждали меня написать им явку с повинной. Мимоходом мне подбили глаз и вывернули руки. Где-то во второй половине этой «душевной» беседы в голову все же пришла мыслишка: а вдруг, правда, лучше самому написать? Но как пришла, так и ушла. Следователя интересовали пока всего три вещи: откуда золото, к кому и зачем приехали и кто был со мной? На что я однообразно нудил: «Дядя, приехал я просто так, посмотреть на людей. Магнитофон купил в ресторане. Кто жил со мной, не знаю, вроде Васей зовут, но не уверен, был пьян. В гостиницу поселила женщина за пятьдесят рублей. Я ее не знаю. Нет, не администратор…»

Вот так вот мы проговорили, наверное, часа два. Следователь что-то записывал, потом давал мне на подпись. Я говорил, что не буду ничего подписывать, за это он бил меня какой-то книгой по голове. Между прочим, когда много раз и сильно, то очень больно. Устав убеждать и отбив об меня кулаки, дал расписаться в бумажке, что я арестован на пятнадцать суток, якобы за дебош в гостинице. Как я узнал позже, это был старый трюк: чтобы не брать сразу санкции у прокурора и не заводить официального уголовного дела, тогда появлялось время «на раскрутку». Поэтому в процессе агитации мне и по морде нахлестали от души: за пятнадцать суток все заживет, и на санкцию я буду уже как огурчик! Такой же зелененький и в пупырышку.
Поразвлекшись, они мне вызвали сопровождение и отправили в камеру, подумать. Я забрал из дежурки свою колбасу, хлеб и чай с сахаром и вместо раздумий стал подкрепляться.

В этот день меня больше не вызывали. А на другой день у меня появилось сразу два соседа, с разницей по времени прибытия примерно в пару часов. И это опять Судьба меня хранила! Первым, почти сразу после завтрака, в камеру вошел мужичок лет сорока - этакий живчик. Он так как-то лихо... что-то выговорил менту, который его привел, поздоровался со мной. Короче, наш человек в Палермо.
- Привет, за что чалимся? Давно здесь? Как зовут? Чаек есть? - посыпал он вопросами, затем посетовал: - Меня, блин, козлы, по непонятке взяли! Ниче! Завтра разберутся, отпустят, нет у них ничего на меня. Я сам-то местный, а тя чет не видал. Залетный? Давай закуривай, я с воли. - Он протянул мне пачку. - «Стюардесса», само то – взлетно-подмахивающий состав! Или взлетно-вспомогательный, ты не помнишь? - заржал весельчак. Потом захлопотал: - Так, говоришь, есть чаек? Ща чифирку организуем! «Барбосячка» (кружка), вижу, есть, а «дрова»?
Я молча сидел на краю «сцены» и наблюдал за Сергеем - так он представился. Что такое чифир, я знал, все-таки круг общения у меня был специфический, но остальное для меня был темный лес.
- Да ты, я вижу, первый раз? - спросил хлопотун. - Ща организуем чаек и будем знакомиться.
- Кипяток-то теперь только в обед дадут.
- Да ну? Непорядок тут какой! – он подмигнул и, подскочив к двери, постучал. Кормушка тут же открылась. - Слышь, Санек, мы тут с братаном чайку решили организовать, подкинь нам дровишек по дружбе, ну, и водички.
Через пару минут кормушка открылась, и в нее впихнули кипу газет, журналов и еще одну сильно закопченную, практически черную кружку.
- Аха, вот и родной «чифирбак» (кружка, в которой постоянно заваривается чифир, мыть ее нельзя: плохая примета)! А ты говорил… - Сергей ловко пристроил кружку на уголок «сцены» и стал как-то по-хитрому сворачивать газетный лист. - Поджигай!
Я чиркнул спичкой и, на удивление, через пару минут вода в этом чифирбаке закипела!
- Ну, чай давай! - прикрикнул умелец, сидя на корточках перед кипящей кружкой.
Я протянул пачку «индюхи», индийского чая, или попросту - «слона». Засыпав жменьку в чифирбак, Сергей притоптал газетку. Конечно, дымом в камере пахло, но не сильно.
- Ща запарится, поднимем и поговорим под чифирок, - подмигнул он мне. - Учись, пригодится!
Шапка чая в кружке медленно оседала. Подождав, пока она утонет полностью, Сергей снова поджег газетную трубочку и довел воду почти до кипения.
- Все! Можно употреблять.

Серега осторожно перелил содержимое в чистую кружку и, смешно вытянув губы трубочкой, шумно отхлебнул пару глотков, затем передал кружку мне. Ну, процесс чифирения мне приходилось уже наблюдать. Не колеблясь, я тоже сделал пару глотков и вернул ему кружку.
- Хорошо сидим! - Допив и закурив, Серега блаженно закатил глаза.
А я что-то ничего приятного в этом не словил. Меня просто замутило от крепкого чая. Про себя решил, что эту гадость пить больше не буду! Но… Пропускать свою очередь «хлебова» было как-то неудобно, и я глотал, с каждым разом все свободнее. (Кто мог знать, что эта дурная привычка останется на всю жизнь!)
Тем временем Сергей разливался соловьем. Сыпал именами, фамилиями, кличками, названиями зон, тюрем. «Нифигассе, бывалый какой!» - думал я, слушая его рассказы. Как-то незаметно разговор перешел на меня. Сначала вроде все по теме: кто, откуда, как здесь оказался? Ну, я в общих чертах рассказал, что, мол, попал с чужим магнитофоном и сам пока не пойму, за что.
- Че ты меня-то лечишь? Я те че, мент? Мне-то горбатого не лепи, я в курсах, что ты к лоточнику приехал. Не гони, чем смогу, помогу. Мне завтра реально на свободу, мож, че организовать?
Я молча курил и думал: «А может, действительно попросить его Сашку найти? Ведь тот наверняка пока не уехал, у кого-нибудь из тех телок, что мы снимали в эти дни, загасился. Хоть и не очень пацан, но с него же спросят, если что». И я уже почти решился.
В это время за дверью снова раздался шум, многоголосье, топот, возня какая-то.

- О, этап с областной тюрьмы пригнали, - почему-то взволновался Сергей, - ну ниче, к нам, может, не подсадят. - Он снова закурил, прислушиваясь.
Между тем, за стеной разгорался какой-то скандал, кто-то орал:
- ...А я те говорю, они подельники! Их в разные определяй! А мне насрать, что там тебе говорили! У меня наряд! И давай шевели колготками, машина стоит. Отправлять кого будешь? Нет? Хорошо. Все... Этого отдельно!
Лязгнул замок камеры. Дверь открылась, вошел невысокий щуплый мужичок, какой-то весь серый, измятый, с огромной торбой, чуть не больше его роста. Встал на пороге.
- Привет всем в хате!
Глаза какие-то неопределенные, не поймешь, куда смотрит, и цвета вроде у них нет. Разве бывают бесцветные глаза?
Дверь захлопнулась, и он, поставив свой сидор на «сцену», сел как-то боком, голову повернул к нам. Но смотрел он только на Сергея. Вроде как-то так нехорошо смотрел. Тот начал ерзать, покашливать… Наконец пришелец заговорил:
- Ну, бродяги, знакомиться будем? Я - Толик, Жирный.
Тут я не удержался и захохотал. «Жи-и-ирный! Да он весит, наверно, килограммов тридцать!»
- Ну-ну, пацан, правильно. Значит, меня не знаешь. Ну, а ты? - Толик повернулся к Сергею.
Тот закивал головой:
- Слышал… как же ж… «Полосатик»… Правильно? (Полосатиками называют тех, кто сидел на особом режиме.)
- Куришь тему, - не выказал чувств Жирный. - Ну, а сам? Обзовись.
- Да я это… я с Сусумана, с «пятерки» (там была колония общего режима). Весной откинулся, вот живу здесь.
- Здесь? Прям в камере? - На лице новенького мелькнула кривая усмешка.
- Да нет, в смысле, в поселке. Ну, не в поселке, на руднике, - почему-то оправдывался Сергей.
- А здесь по каким делам? - Тон Жирного уже почти прокурорский.
- Да в непонятной я! Тут хату кто-то зашкерил, а меня подобрали, но я не при делах. Думаю, завтра спрыгну. – Мой «бывалый» ну если только не взвизгивал уже.

Я вслушивался в диалог, не очень понимая его, но ясно видел, что Сергей явно чего-то боится.
- Хорошо. - Толик уже повернулся ко мне. – Ну а ты, молодой, за что страдаешь? Или тоже, - он ухмыльнулся, - живешь здесь?
- Да не, - почему-то вклинился в разговор Сергей, - он по металлу тут попух. Крутят его…
Не обращая на реплику внимания, Толик в упор смотрел на меня. Произнес почти по буквам:
- Я спросил.
Вот теперь я точно понял, у него были не странные, у него были пустые глаза! Страшно неуютно было, когда он смотрел, хотелось отвернуться, отвести взгляд. Холод шел от его зрачков - вот правильное слово.
Я неохотно ответил:
- Да не знаю я ничего! Вот арестовали. Говорят, там в магнитофоне что-то нашли… А я его просто купил. Вот они меня и колотят, как грушу.
- Колотят, говоришь. Это хорошо! – услышал в ответ.
Это меня разозлило.
- Ага, блин, обалденно!
Но этот Жирный (вот же посмеялся кто-то над человеком) уже повернулся к Сергею:
- А не ты ли, мил человек, два месяца назад со Стрелком сидел здесь же, в ментуре?
- Да принимали меня пару раз… Я уж и не помню, - глаза ответчика забегали, слова еще быстрее…
- А вот мы ща вспомним. Его со мной этапом везли, подкричу, - и тут Жирный так нехорошо заулыбался...
Сергей побледнел, замолк, но, как будто спохватившись, снова засуетился:
- Давай чифирнем, бродяга, у малого «индюха» знатная, ща опять организую костерок.
Жирный сидел и молча смотрел, как вертится Сергей.
- А ну-ка, сними клифт, - вдруг сказал он.
- Зачем? – оторопел Сергей. Он был в джинсовой курточке, по-моему, «LEVI'S».
- Да так, прикину.
- А, ну да… Да на, посмотри, тебе в этапе нужнее. - Он стащил куртку и протянул ее Толику.
И вдруг тот, не вставая со сцены, сильно ударил Сергея обеими ногами в живот. Да так резко и неожиданно!.. Я потом только в боевиках про Брюса Ли видел подобный эффект. Сергей сразу согнулся, прижал руки к животу, выронив горячую кружку, и зашипел от боли. А Жирный тихо, по-змеиному подкинувшись, уже стоял рядом и бил его ногами. Быстро, сильно, резко!..
Вот я пишу, а за то время сам не успел бы «мама» сказать, так моментально все изменилось. Я соскочил со сцены.
- Сидеть! - не оборачиваясь, рявкнул Жирный.
Я сел. Ударив Сергея еще пару раз (тот уже не подавал признаков жизни), Жирный удовлетворенно кивнул и повернулся ко мне. Совсем не запыхавшись, произнес, брезгливо кивнув на лежачего:
- Наседка! Про него в тюрьме уже малява прошла. На мусоров работает, сучонок. Успел тебя развести?
- В смысле?
- В смысле, рассказал ты ему что-нибудь?
- Да нечего мне рассказывать! - Я уже просто ошалел.
- Ну, хорошо, ща эту падаль оформим, уберем и поговорим, - сказал Жирный и, снова подойдя к Сергею, стал расстегивать штаны.
Я смотрел и не понимал, что здесь творится. В камере неприятно запахло мочой - это Жирный помочился на избитого Сергея. Потом повернулся ко мне.
- Будешь?
Я поспешно замотал головой.
- Ну и правильно, ему хватит. - Толик подошел к двери и стукнул. Открылась кормушка. - Заберите свое животное, а то я его кончу, - просто сказал он.
Тут же открылась дверь, и два сержанта без вопросов выволокли Сергея в коридор.
- Шмотки его здесь есть? - спросил меня новый сосед.
- Нет, только вот пакет - еда и курево.
- Ну, значит трофей! - радостно заржал он и потер руки. - Вот теперь можно и чифирнуть, и погутарить.

Странные какие-то обороты речи у бывалых урок. Вроде как у старообрядцев. Они употребляют какие-то давно подзабытые слова. И так красиво получается… Даже «феня» такую речь не портит.
- Давайте я попробую чифир сварить. Я видел, вроде понял, как делается, - мне надо ж было что-то говорить и делать. (Потом я научился использовать в качестве дров все: и полотенца, и простыни, и куски одеял… На Украине разводили огонь даже на сале, но этого моя истосковавшаяся по такому продукту душа уже не хотела принимать).
- Не сварить, а запарить, - поправил меня Жирный (лучше я пока буду называть его Толиком), - и пробовать здесь не надо, а то так и родить можно. На «вы» тоже не называй, лучше просто учись. Давай чай.
Газету он сложил уже сам, как-то по-другому, уголками, наподобие больших скобок. Поджег эту конструкцию и поднес ее под днище кружки. Пламя было удивительно ровным и вроде не особо сильным, но вода закипела даже быстрее, чем у Сергея. Потратив не больше пяти таких скобок, на что ушло даже меньше газетного листка, Толик запарил чай.
В процессе чаепития мы говорили вроде ни о чем, даже не вспомнить теперь подробностей. У нас нашлись даже несколько общих знакомых. Незаметно для себя я ему все (хотя и не все, конечно) рассказал. Разговор о Сергее и его дальнейшей судьбе больше не возникал, но я понял, что как шпион для милиции он потерян, а дальнейшая его судьба не очень радужная. Так вот, может, и жестко, но вполне справедливо, решались тогда (подозреваю, что решаются и теперь) такие вопросы. За избиение «наседки» Толику ничего не было. Я заметил, что даже менты относились к нему уважительно.

За оставшийся день и почти всю ночь (Толик по ночам не спал и мне не давал) мы поговорили о многом, в частности, он подробно интересовался моим делом. Обращал внимание даже на малейшие, незначительные детали. Я подумал: хорошо, что следователь не он! У такого не выкрутишься. Ну, в принципе, посиди несколько лет в камере с себе подобными, поневоле научишься слово ценить. Потом был подведен итог: веду я себя правильно, надо держаться; спрыгнуть, может, и не удастся, но, по крайней мере, лишнего не накрутят. Если повезет, то отделаюсь минимумом, статья нормальная. «Будешь жить, если не накосячишь», - таков был приговор Толика.
И мне стало почему-то спокойнее. Ну не повезло мне однажды, но ведь живой, и расклад не самый кислый. Надо жить дальше. Впоследствии мне вся эта успокоенность пригодилась. Как ни ухищрялся следак, какие только удочки ни закидывал, я стоял на своем. Потом прокурор, конечно же, подписал санкцию на мой арест, и я уже официально стал узником. Удивительно, но это принесло некоторые привилегии: теперь я свободно мог варить свой чифир, ходить раз в неделю в душ и даже получать передачки - это уже Толик организовал. И Сашку моего нашли, и записку от меня передали, чтобы он мог спокойно уехать. Дружок организовал через одну из подруг связь. Та стала носить передачи, денег ей оставили на посылки и для меня, вернее, для следователя. На мой лицевой счет, это когда уже на тюрьму привезли, тоже положили. Так что быт налаживался!

В те годы была такая система: на ИВСе не держали больше месяца, на какое-то время отправляли в областную тюрьму для морального воздействия и ознакомления с будущим. Вот и мне подходил уже срок познакомиться с настоящей тюрьмой! Толика увезли на недельку раньше. Мы к тому времени не то чтобы подружились, с такими, как он, дружба, наверное, невозможна, потому что они не верят никому, но как-то сблизились. И он обещал, что на тюрьме (именно не «в», а «на») он меня найдет. На том и попрощались.
И вот ПЕРВЫЙ ЭТАП. С утра суета, оформляют документы, что-то там прикидывают, но нас это не касается, мы ждем. Отправляли человек шесть, начали с дальних камер, я остался напоследок. Открылась дверь. «Выходи с вещами!» Я получил свою сумку в дежурке, мне отдали вещи, которые остались при аресте в гостинице. «Если хочешь, можешь баул не брать, все равно обратно приедешь», - сказал кто-то. Но я решил: заберу! Не хотелось оставлять, все-таки была какая-то надежда, а вдруг отпустят! Глупо, конечно, да и вещей там всего ничего: рубашки, носки, трусы, но без них - как голый. Был еще пакет с продуктами и пачек пятьдесят сигарет. Я старался все запихать в сумку, не получалось, нервничал.
«Шевелись! В машине уложишь!» Меня толкнули в спину, и я пошел вслед за конвойным. Сзади тоже был кто-то из конвоя.
Прямо у крыльца стоял «автозак» с распахнутой дверцей, внутри было темно и кто-то шевелился. «Прыгай!» - раздалась команда в спину. Я неуклюже залез. Будка разделена на три половины. Две клетки на несколько человек, впереди еще две, поменьше, на одного, пока пустые, вдоль переднего края - скамейка. Я сел на нее.
- Не-е-ет, милок, - заржали сзади, - тебе в купе!
Одна дверка была открыта, и я протиснулся в клетку, что побольше. На лавке вдоль борта сидели трое.
- Падай, земляк, - чуть подвинулся один. Я сел.
- Ну что, все в сборе? Можно трогать, господа? Остановок по пути не будет. Станция конечная - ТУРМА! - осклабился солдатик, который захлопнул клетку, и сел на ту лавку, куда пытался примоститься я. То ли узбек, то ли чукча, хотя последнее вряд ли, их вроде и в армию-то уже не берут.
Ехать было долго, часов восемь. Как сказали мне соседи по клетке, что если наряд «хороший», на реке машину остановят, дадут время чифир сварить и оправиться. Ну, а если «плохой», придется терпеть. Солдатик, который сидел с нами, обнял автомат и подремывал. Было сумрачно, маленькая лампочка света почти не давала, говорить особо тоже было не о чем. Я впал в полудрему, успев только подумать: «Жаль, окошка и того нет, хоть бы глазком взглянуть, как там… на воле».

Ехали долго. Уже очень хотелось в туалет. Так всегда, когда нельзя, то сразу хочется! Я подумал, что конвой, видать, «плохой», однако мы все же скоро прибудем в город. Но вдруг машина остановилась.
- Перекур! Выпускай! - раздались голоса.
Солдатик встрепенулся, выглянул в окошко, которое было на входной двери, и рявкнул:
- А ну! Не шуметь, босота!!! Ща командир скажет, ссыте вы или дальше едем.
Дверь снаружи открылась.
- Выходи по одному, вещи не брать!
Народ стал по очереди выпрыгивать, вот и моя подошла. Я спрыгнул на землю. От ослепительного солнца резало глаза, привыкшие к сумраку.
- Руки! - раздалась команда.
Я посмотрел и все понял: начальник конвоя держал в руке наручники. Я повернулся спиной.
- Да не… Как ссать-то будешь? Вперед давай, - сказал он.
Я вытянул руки, он защелкнул браслеты.
- Гуляйте, полчаса у вас. Я седня добрый.
С нами остался тот самый узбек с автоматом, а они втроем, водила тоже вылез, пошли к речке.
- Командир, дай чифирбак возьму, полчаса ведь, значит, чай можно, - сказал кто-то.
Узбек важно сморщился.
- Ну ладно, бери, а вы пока тут быстрее! И не отходить дальше трех шагов!
Я отвернулся. Руки впереди, и оказывается - это уже свобода! Ну, сделал свое дело, облегченно вздохнул и стал глазеть по сторонам.

Вот тут бы пригодились все описания природы, которые я когда и где-либо читал: про блеск реки под солнцем, про шум сосен, про запах! Запах леса, свободы, жизни! Даже изредка проносящиеся мимо машины были из той, прошлой жизни. Жизни, где можно было взмахнуть рукой – и машина остановится, попросить – и довезут… А здесь из окон машин только сочувствующие, опасливые взгляды, и скорость честные граждане прибавляют, на всякий случай.
Жадно дыша полной грудью, я бездумно нежился, наслаждался ласковыми, до одури, прикосновениями солнечных лучей. Было очень хорошо, но все равно тоскливо и тревожно.
- Командир, мы все. Давай к реке! - вывел меня из оцепенения чей-то голос.
- Ну, вперед! Шаг вправо-влево - попытка к бегству. Прыжок вверх - агитация! Стреляю на поражение!
- Во, блин, наблатыкался «зверек», - ворчал кто-то сзади.
Мы быстро подошли к реке. Оказывается, пока я там витал в эмпиреях, народ уже и сучьев набрал, и кружки приготовил. Зачерпнув три кружки воды, быстренько развели костерок. Через пять минут уже курили, передавая друг другу кружки и галдя ни о чем.
- Гля, какая телка поехала! - орал кто-то, показывая рукой на мост, по которому проезжали «Жигули». - Ух, я бы ей вдул!!! Секи, секи, еще одна! Во нам подфартило!!! Она мне махнула, видели?!
Ну и все в таком духе. Много ли для счастья надо - увидеть в окне проносящейся мимо машины вроде как женский силуэт? И все, остальное фантазия уже доработает, и вроде как она, эта женщина, почти твоя! И тебе жаль, что она так быстро от ТЕБЯ, бля, уезжает! Странное существо все же человек, привыкает ко всему, всегда и в любой ситуации умудряется находить для себя что-то хорошее. Права старая уркаганская приговорка – «Умри ты сегодня, ну а я – завтра», в этом что-то есть. Раз жив, значит, еще не конец! (Хотя впоследствии я узнал, что и там, за чертой, не все так однозначно и просто.)
Ну вот, перекурили, почаевничали, вот уже и команда. Загрузились быстро, без каких-либо проволочек. Далее, после свежего воздуха и чифирка (кстати, меня от него всегда в сон клонило), я просто уснул и проспал уже до самого въезда в город.

О том, что мы приехали, было понятно по шуму за бортом нашего «корабля обреченных». Потом начались повороты, остановки, толчки. Знающие люди комментировали: «Так, подъезжаем, поворачиваем во двор, подъезжаем к тюрьме, шлюзуемся… Вот… Приехали, кажись!» Снаружи началась суета, команды, потом дверь открылась.
- По одному! С вещами на выход!
Встав в кучку людей перед машиной, я увидел человек пять солдат, прапорщика, какую-то женщину, тоже в форме. Наш сопровождающий отдавал бумаги и что-то объяснял.
- Ща придет ДПНСИ (дежурный помощника начальника следственного изолятора), и будем принимать.
- Мне ждать? - спросил наш капитан.
- Вали домой, чай, Танька уже заждалась, - добродушно заржал прапор. - Куды они, из наших цепких лап. А ну-ка, жиганье, бегом в приемку! Для новеньких: вы находитесь на территории N-ской следственной тюрьмы, все команды выполняются бегом!
Мы, конечно, не побежали, но пошли очень даже живенько.

ПЕРВАЯ ТЮРЬМА
Нас ввели в просторный гулкий зал. Впереди за застекленным окошком, над которым была надпись «ДЕЖУРНАЯ ЧАСТЬ», сидели люди, в смысле, менты, точнее - ВВ-эшники. Впереди, по правую сторону - еще какое-то помещение, тоже за стеклом. Нас быстренько рассовали по «стаканам» (это такая небольшая камера для ожидания, что ли; места там на одного, и то не сесть толком, но пихают от настроения, и ждать порой часами). Мне повезло снова, да и мало нас было, мы попали вдвоем с соседом по автозаку.
- Я – Ерема, - представился он.
- Егор, - ответил я.
- Знатное погоняло.
- Да это не погоняло. Зовут меня Егор.
- Ну а че - нормально. Первоходок?
- Да, - ответил я.
- Ща шмон будет. Есть че ныкать?
Я почему-то верил в свой тайничок и потому пр